Часть 3: Сколько волка ни корми…
О волках написаны рассказы и повести. Мы все их в детстве читали. Это и Джек Лондон, это и… Бунин.
«Тьма теплой августовской ночи, еле видны тусклые звезды, кое-где мерцающие в облачном небе. Мягкая, неслышная от глубокой пыли дорога в поле, по которой катится тележка с двумя молодыми седоками — мелкопоместной барышней и юношей гимназистом. Пасмурные зарницы освещают иногда пару ровно бегущих рабочих лошадей со спутанными гривами, в простой упряжи, и картуз и плечи малого в замашной рубахе на козлах, на мгновение открывают впереди поля, опустевшие после рабочей поры, и дальний печальный лесок. Вчера вечером на деревне был шум, крик, трусливый лай и визг собак: с удивительной дерзостью, когда по избам уже ужинали, волк зарезал в одном дворе овцу и едва не унес ее — вовремя выскочили на собачий гам мужики с дубинами и отбили ее, уже околевшую, с разорванным боком. Теперь барышня нервно хохочет, зажигает и бросает в темноту спички, весело крича:
— Волков боюсь!
Спички освещают удлиненное, грубоватое лицо юноши и ее возбужденное широкоскулое личико. Она кругло, по-малорусски, повязана красным платочком, свободный вырез красного ситцевого платья открывает ее круглую, крепкую шею. Качаясь на бегу тележки, она жжет и бросает в темноту спички, будто не замечая, что гимназист обнимает ее и целует то в шею, то в щеку, ищет ее губы. Она отодвигает его локтем, он намеренно громко и просто, имея в виду малого на козлах, говорит ей:
— Отдайте спички. Мне закурить нечем будет.
— Сейчас, сейчас! — кричит она, и опять вспыхивает спичка, потом зарница, и тьма еще гуще слепит теплой чернотой, в которой все кажется, что тележка катится назад. Наконец она уступает ему долгим поцелуем в губы, как вдруг, толчком мотнув их обоих, тележка точно натыкается на что-то — малый круто осаживает лошадей. — Волки! — вскрикивает он. В глаза бьет зарево пожара вдали направо. Тележка стоит против того леска, что открывался при зарницах. Лесок от зарева стал теперь черным и весь зыбко дрожит, как дрожит и все поле перед ним в сумрачно-красном трепете от того жадно несущегося в небе пламени, которое, несмотря на даль, полыхает с бегущими в нем тенями дыма точно в версте от тележки, разъяряется все жарче и грознее, охватывает горизонт все выше и шире, — кажется, что жар его уже доходит до лица, до рук, виден даже над чернотой земли красный переплет какой-то сгоревшей крыши. А под стеной леса стоят, багрово серея, три больших волка, и в глазах у них мелькает то сквозной зеленый блеск, то красный, — прозрачный и яркий, как горячий сироп варенья из красной смородины. И лошади, шумно всхрапнув, вдруг диким галопом ударяют вбок, влево, по пашне, малый, на вожжах, валится назад, а тележка, со стуком и треском, мотаясь, бьется по взметам…»
Это – замечательный рассказ, его обязательно надо дочитать до конца. Волки описаны Буниным с силой и страстью. Из этих строк можно сделать вывод: Бунин, сам охотник, живых волков в своей жизни видел.
Волк не нападает на человека. По слухам, после войны, где-то в 45-46 годах, такое случалось. Но тогда волки привыкли есть человечину: людей, погибших в боях. Их лежало по лесам и оврагам тогда сотни, если не тысячи…
Мы знаем только один случай атаки волка на нашего молодого егеря. Дело было так. Он пошел в лес с товарищем. При этом у нашего егеря оружия с собой не было, а у товарища – было. Они разошлись, возможно, проверяли капканы. И вдруг наш егерь краем глаза увидел крупного волка, который выбежал на опушку и побежал к нему. Егерь наш удивился – он ведь вырос в лесу и по собственному опыту знал, что никогда волк не нападет на здорового человека. Но, видимо, везде бывают исключения. Не растерявшись, он подбежал к сосне, парень он ловкий, подтянулся – подъем-переворот – и оторвался от земли. Волк подбежал к этой сосне, мельком поднял голову, клацнул зубами и, практически не останавливаясь, убежал в лес. Потом уже я эту историю испрашивал у него несколько раз. Он – человек, который не будет врать. Если он не хочет сказать что-то, то просто будет молчать. Но и выдумать небылицу не сможет. Так вот, он несколько раз повторил мне эту историю слово в слово. Я его тогда спросил:
– Как ты считаешь, он бежал на тебя?
– Да, он бежал на меня, – ответил он. – Но понял, что меня ему не достать – и убежал.
Вот такой случай был. Он странный, нетипичный, единичный. При этом, как только этот парень запрыгнул на дерево, он крикнул своему приятелю, второму егерю. И тот отозвался – возможно, именно поэтому волк не стал выжидать под деревом. Возможно, понимал по запаху, что у второго человека есть оружие. Не знаю…
Есть такая пословица: сколько волка не корми, а он все равно в лес смотрит. Волк не приручаем. Волк может терпеть человека рядом, позволять ему быть рядом. Но это, мне кажется, временно. Мы знаем один такой случай из нашей жизни – а случаев таких было много, и из истории они описаны, и в литературе.
Расскажу вам именно тот случай, который я слышал сам от человека, у которого больше полугода прожил волчонок. Звали волчонка этого Бандитом.
Дело было так. Волчонка подарили одной крупной начальнице. Та, правильно сообразив, что держать его рядом с собой не стоит, отдала его людям из охотничьего комитета и, в конечном итоге, он оказался у моего знакомого егеря. Человека очень опытного, любопытного, наблюдательного, хорошо знающего лес и, вообще, знающего многое, а также отличного вабильщика. Волчонок, таким образом, оказался в охотничьем хозяйстве и егерь, недолго думая, посадил его в вольер к охотничьим собакам в надежде, что он как-то адаптируется к жизни у людей.
Собаки сразу же его невзлюбили.
Причем опасались они его с самого начала. Это трудно описать словами, но псы как бы наперед пытались навязать ему свое доминирование и волчонку крупно попадало: и укусы, и нападки, и то, и се… Но волчонок не плакал, не скулил, на руки не просился и, всем своим видом показывал независимость – и была еще в нем некая уверенность. Спустя два месяца, волчонок стал подрастать – а он с детства был достаточно крупным, большеголовым и попал к нашему егерю в возрасте примерно трех месяцев. Уже тогда было видно, что вырастет из него крупный кобель. И вот, на каком-то этапе, может быть, когда волчонку, Бандиту, было уже месяцев пять, егерь перехватил очень странный взгляд, каким он смотрел на одну из собак. И это был взгляд кулинарный, как обычно волки смотрят на жертву. Тут надо понимать, что любая собака для волка – это еда.
Тут надо сделать небольшое отступление. Дело в том, что дикий зверь, волк, попав в неволю, уже проиграл. Поэтому, когда на Кавказе, а они это дело любят, проводят собачьи бои и если молодой переярок – годовалый или даже двухлетний волк – сражается с бойцовыми собаками, то собака может даже задавить этого волка. Но это ни о чем не говорит именно по вышеуказанной причине: дух волка в неволе уже подавлен. А собака – наоборот: она ощущает поддержку от присутствия человека. Причем все это происходит и у волка, и у собаки на подсознательном уровне. И вот так у меня зародилась догадка: каким именно образом были одомашнены собаки много-много тысяч лет тому назад. Догадка эта не основана на чем-то прочитанном, это интуитивное чувство. Когда-то, в далеком прошлом, когда конкуренция между волком и собакой – а это разные животные – достигла такого накала, что стало ясно: кто-то должен уйти. Выживет только один вид. Возможно, это сродни тому, как кроманьонцы конкурировали с неандертальцами. Похоже, что неандертальцы были мощнее и сильнее, но вот каким-то образом кроманьонцы сумели объединиться, договориться и выжить неандертальцев. И вот сейчас мы видим только их отдельных представителей, например, Николая Валуева в Госдуме (смеется).
Так вот, я исхожу из предположения, что в критический для собачьего вида момент, когда собака проигрывала сражение волку, сработал глубинный инстинкт выживания: она поняла, что защитить ее может только человек. И вот так она прибилась к человеку. И человек ее спас. Именно этим объясняется генетическая, глубинная преданность и верность собак человеку: это благодарность за то, что много-много тысяч лет назад человек спас собаку. Все собаки, от болонки до сенбернара, сохраняют верность человеку. Конечно, это малонаучная теория, но, тем не менее, что-то в этом есть.
Возвращаясь к Бандиту. После того, как егерь перехватил этот взгляд, волчонка посадили в отдельный вольер, из которого он сразу же стал рыть подкопы. Тогда был переделан вольер: металлическая сетка под вольером была закопана на полметра вглубь. Тем не менее, волчонок все время рыл землю, постоянно пытался вырваться на свободу. Двор был огорожен, но волчонка, а он достиг уже шести-семи месяцев от роду, гулять с вместе с собаками его уже не выпускали. Он гулял отдельно. В остальное время он сидел в вольере и уже совершенно очевидно смотрел на собак, как на еду. Собаки все это чувствовали: в соседнем вольере сидело два пса: они бросались на стенки, злились, а вот волчонок никогда никуда не бросался, сидел тихо. Он просто сидел и смотрел на них: ждал своего часа.
В один из дней собаки уже погуляли и волчонка выпустили. Так как все было перекрыто, ему бежать было некуда. В этот момент из дома во двор был выпущен кот. Кот, который вырос в семье: крупный котяра, под двенадцать лет, уверенный в своих силах, ловящий крыс и мышей. Кот, выросший не в квартире, а на природе. А между собаками и котами в подобных ситуациях обычно получается следующий расклад сил: в доме полноценным хозяином становится кот, а во дворе, соответственно, охотничьи собаки, которых в дом практически никогда не пускают. В лучшем случае зайдут на порог. Зайди собака в дом – и кот может даже проявить агрессию – собака будет понимать, что это – территория кота. А вот когда кот выходит во двор, то там уже собаки могут его где-то прижать. Но все это происходит на дружеском уровне, потому что росли они все равно вместе, в детстве все играли вместе и кот играл с ними, когда они были еще щенками. Все собаки также понимают, что кот – любимец хозяйки, поэтому его не то, чтобы опасаются, но уважают.
Волчонок – точно так же: с раннего детства он играл с этим котом, они возились вместе, в общем, были близки. И вот кот гуляет по двору, Бандит наш, волчонок, тоже гуляет по двору – и смотрит на хозяйку, которая на летней кухне готовит им еду, накладывает в миски. Она приоткрывает дверь, чтобы принести им еду и в этот момент волчонок сует нос в дом, на летнюю кухню. А туда как раз вернулся кот. И, по своей привычке, кот, потому что это уже его территория, бьет волчонка лапой по морде. Скорее всего, даже без когтей. И происходит невообразимое: волчонок мгновенно хватает кота за загривок – и позвонки хрустнули! Он погиб практически мгновенно! Хозяйка, по-моему, даже еду выронила, закричала на волчонка, заплакала… А он, абсолютно не обращая на нее внимания, схватил уже мертвого кота и потащил его за дом. Хозяйка побежала за мужем… может быть, за оружием… вышла затем снова во двор – волчонка нет. И спустя несколько минут Бандит появился–таки из-за угла дома – и брюхо его был раздуто, потому что он съел этого кота…
Вот такая волчья логика: да, мы с тобой были друзьями, играли вместе, вместе росли, но ныне это не играет никакой роли, потому что ты – моя еда. Знай свое место – и твое место у меня в животе. Поражает чувство юмора волчонка: живот полный, там – кот, а он, тем не менее, за пайкой своей пришел.
С этого момента Бандита во двор больше не выпускали. Спустя еще какое-то время он, похоже, прокопался еще глубже – и исчез. Убежал впервые. После этого в деревне пропала собака, овчарка... Егерь понимал, чьих рук это дело. Жители не понимали: спрашивали – а как там волк ваш? Егерь отвечал: сидит на месте – потому, что волк через два-три дня вернулся. Он выбрал такое полувольное содержание. Потом снова ушел: пропала еще одна собака. Тут егерь понял, что с ним надо что-то делать. Застрелить рука не поднялась, как и тогда, после кота. Все-таки, егерь понимал, что он – дикое животное и здесь предел близости с волком весьма определенный. Одним словом, он отдал его лесопромышленникам, он стал жить у них и, естественно, стал убегать и от них. Когда он убегал, в деревне, естественно, пропадали собаки… Потом он пропал надолго. Женщина, кормившая его, очень его к этому моменту боялась: это был уже почти годовалый волк, крупный зверь, было видно, что он будет расти еще. Она его кормила – но делала это уже не с той степенью близости, как жена нашего егеря. К этому моменту Бандит приобрел уже такие угрожающие размеры и выражение морды, что она его просто боялась. Была там забавная ситуация, когда он вновь убежал, пропал на две недели, она уже выдохнула – и решила, что все, Бандит убежал навсегда. И вот она там сидела, честила картошку на низенькой лавочке во дворе – и вдруг почувствовала, как он, незаметно подойдя, просто положил ей голову на плечо. Она обомлела от страха – не знала, что уже от него ожидать. А он просто погулял, возможно, съел очередную собаку, пришел и так, по-товарищески, положил голову ей на плечо. Видимо, какие-то сентиментальные моменты бывают и у волков: вот, все-таки, какая добрая женщина, хорошая, еду мне дает.
Что с ним стало дальше, не знаю. Думаю, что, все-таки, Бандит погиб. Дело в том, что его слабым местом то, что он не боялся людей – от человека он ничего плохого не видел и поэтому считал, что попал в такие великолепные условия: во-первых, человек из своих рук дает ему еду. Во-вторых, к этому можно получить дополнительную порцию в виде пробегающей мимо собаки. Поэтому он приходил и уходил. Думаю, что где-то, при его попытке зарезать очередную собаку, кто-то из хозяев оказался охотником, не растерялся – и застрелил его. По крайней мере, мы больше об этом необычном волке по имени Бандит ничего не слышали.
А быть может, он по сей день он живет в лесу и вспоминает свое такое странное – и счастливое для него детство…
